11.06.2008 14:59
Путин посылает противоречивые сигналы, с сожалением констатировал ведущий программы «Власть» Евгений Киселев. То обещает, что полномочия между президентом и премьером меняться не будут, то часть полномочий все-таки перетягивает на себя, то говорит, что внешняя политика прерогатива президента, то наносит совершенно президентский визит во Францию – президентский по стилю и форме, которые в политике часто гораздо важнее сделанных вслух заявлений.
При этом вполне вероятно, что так получилось случайно, что это просто так совпало: на фоне довольно блеклой телевизионной картинки медведевского визита в Казахстан и Китай имперское великолепие Парижа, золото Елисейского дворца, гвардейцы в почетном карауле. Может быть даже правы те, кто говорит, что Путин остался не потому, что любит власти, а потому, что любит ее атрибуты — так любит, что расстаться не может, иначе бы не повез с собой в Париж бронированный «Мерседес Пульман», брать который в зарубежные поездки раньше было исключительной прерогативой президента. Ерундовая, казалось бы, деталь. Но какая красноречивая!
Интервью газете «Монд», продолжал Киселев, тоже получилось абсолютно президентским, но это, опять-таки, могло произойти по вине французских журналистов, которых, впрочем, и винить-то глупо, им наплевать на хитросплетения российской политики эпохи двоевластия, спрашивают про то, что интересно. Возможно, перестарался еще относительно молодой — не по возрасту, а по президентскому опыту — Николя Саркози, который в результате выступил в двусмысленной роли человека, подыгрывающего одной из сторон в совершенно чужой политической игре. Даже если никакой игры нет — у мировой публики сложилось ощущение, что она есть. И об этом стали вовсю писать западные газеты и журналы. И вот уже по информации из московских журналистских кругов французские дипломаты в Москве, видимо, получив соответствующие указания из Парижа, стали разъяснять своим российским контактам, что президент Франции всего лишь хотел проявить максимум гостеприимности.
Но ведь Путин в интервью газете «Монд» сказал: если наши действия будут успешными, то на самом деле как организована власть в высших эшелонах власти, не так уж и важно. Как это — не важно? Как прикажете это понимать аппарату? Всей чиновной бюрократии? Элите? Им все это очень важно. Им должны быть понятны правила игры: кто главный, кто принимает решения. Элита устала. Если Путин собирается четыре года играть в эту игру, «да» и «нет» не говорить, «черного» и «белого» не называть — трудно представить, как это у него получится.
Действительно, что происходит? Медведев вдруг, совершенно неожиданно, в Берлине выступает с большой внешнеполитической речью, с такой концептуальной внешнеполитической речью, которая в некотором смысле становится как бы контрмюнхенской речью. Мы все помним очень жесткую мюнхенскую речь президента Путина, и вдруг, на встрече с представителями деловых и политических кругов в Германии вчера, в Берлине, Медведев — я подчеркиваю, неожиданно, потому что он даже как бы извиняется за то, что сейчас будет говорить долго, он с этого начинает свое выступление, судя по всему, это было некоторой неожиданностью для собравшихся — излагает концептуальную идею нового европейского договора о безопасности, много о чем еще говорит. И у меня лично, когда я читал эту речь, сложилось ощущение, что она написана быстро, если не сказать впопыхах. Может быть, своего рода как ответ на такую внешнеполитическую активность премьер-министра. Или, представьте себе, что происходит сейчас, когда есть Приходько, помощник президента по внешней политике, есть министр иностранных дел, который, с одной стороны, является прямым подчиненным президента, с другой стороны, входит в новоиспеченный президиум правительства, а еще в правительстве теперь появился замруководителя аппарата по международному сотрудничеству, бывший посол, теперь уже указ подписан, он действительно уже бывший посол в США, Ушаков. Извините, за грубое слово, представляете, какой бардак там может быть — в аппаратной работе, связанной с политическими вопросами?
А. АУЗАН (президент Института национального проекта «Общественный договор»): А двоевластие — это всегда бардак. Вообще, давайте себе скажем откровенно, что двоевластие вообще нехорошо для страны, потому что не может формироваться какая-то единая политика, чиновники перестают исполнять что-либо и начинают думать, что им выгодно исполнить — президентские указание или послание премьера, и так далее. Я бы сказал, что пока мы, наверное, преувеличиваем, когда говорим о двоевластии, но думаю, что возникновение двоевластия почти неизбежно. Сейчас скажу, почему. Допустим, что президент Медведев и премьер Путин договорились работать дружно, создали сквозную команду и рассчитывают, что в 2030 году им поставят совместный памятник.
Е. КИСЕЛЕВ: Минин и Пожарский, на другом конце Красной площади.
А. АУЗАН: Да, с другой стороны, от Василия Блаженного к Васильевскому спуску, например. Но, с другой стороны, давайте подумаем о том, что никуда не подевалась конкуренция околокремлевских групп. Есть старые олигархи, есть новые олигархи — как они будут действовать? Если не добился удовлетворения в этом месте — немедленно перебегай в другое, ищи там. Ты проиграл какой-то конфликт, который решал со своими конкурентами здесь — попробуй отыграть в другом месте. Вот они начнут расшатывать, превращать в двоевластие схему, которая не очень хороша, потому что мы понимаем, что по российской Конституции президент полновластен, а премьер имеет довольно ограниченные полномочия, но в то же время премьер Путин имеет колоссальный авторитет, опыт власти, в том числе опыт управления президентом Медведевым в бытность того вице-премьером, главой администрации и так далее.
А. АУЗАН: Допускаю, что они очень будут стараться снять все эти разногласия, и на берегу договорились так делать. Убежден, что конкуренция влиятельных групп в стране расшатает конструкцию, мы получим двоевластие, которое плохо для страны.
"Эхо Москвы"
