11.04.2009 18:53
Увидеть Гоголевских персонажей можно на каждом шагу и сегодня. Лишь недалекие люди могут это отрицать. «Правда» проводит параллели между героями бессмертной книги и нашей жизнью. «Он изобразил всю пошлость жизни современного общества…»
Художественный гений Николая Васильевича Гоголя сегодня более очевиден, чем вчера. Представленные им типы людей и по сию пору живут среди нас. Вчера, в советской жизни, они, эти типы, лишь угадывались, не имея социального простора для полного своего самовыражения. Сегодня в России олигархически-чиновничьего произвола они встречаются чуть ли не на каждом шагу. Современная Россия полна тем и сюжетов для социальной и политической сатиры. Спрос на Гоголя в ней будет возрастать. Гоголевские типы обретают чеканное выражение в нынешней российской действительности.
Хлестаковы во власти
Возьмем, к примеру, Ивана Александровича Хлестакова. В «замечаниях для господ актеров» Н. В. Гоголь так характеризует его: «Несколько приглуповат и, как говорят, без царя в голове, — один из тех людей, которых в канцеляриях называют пустейшими». И как же, почему же видавший виды городничий, что трех губернаторов обманул, принял эту, по его словам, сосульку, тряпку за важного человека?! Да потому так произошло, что Хлестаков играл важного человека во власти. Играл чистосердечно, вдохновенно (вошел в роль — сам себе поверил), с триумфом — перед ним трепетали… Хлестаков, этот бесшабашный авантюрист, вовсю блефовал, да еще и зло посмеялся над обманутыми им. Жестоко посмеялся: обручился с дочерью городничего, зная, что женитьбе не бывать. Ославил девушку, поломал жизнь семьи. Почему бывалые чиновники поверили Хлестакову? Из страха перед властью. Хлестаков — пустая посредственность, принятая ими за высшую власть из страха потерять доходное место: ждали ревизора. Но когда посредственность оказывается на вершине действительной политической власти и занимается хлестаковщиной (блефует, врет, дабы казаться, но не быть), социальная жестокость обрушивается на миллионы людей. ХХ век в России дал тому немало примеров — Керенский, Хрущев, Горбачев… Хлестаковщина захлестнула Россию во времена угарной перестройки и рыночной демократии: вспомним авантюрную программу «500 дней» Явлинского и две «Волги» за ваучер Чубайса. Политическая хлестаковщина страшна для общества. Случается, что оно за нее расплачивается кровью, как было при Ельцине. Расплачивается социальными и духовными страданиями, что сталось и продолжается при Путине — Медведеве. Сегодня общество познает цену хлестаковского путинского обещания удвоить ВВП. Познает цену политической наживки под названием «план Путина».
Чем объяснить живучесть хлестаковщины в России? Только ли страхом перед властью кормящегося от нее чиновничьего меньшинства да традиционным доверием к ней большинства (как говорится, так на Руси повелось)? Одна из причин устойчивости «чистосердечного» блефового вранья — многоликость обмана, его многовариантность, в соответствии, так сказать, с потребностями времени. Вызрела в обществе потребность государственного порядка, борьбы с казнокрадством — и тут же власти предержащие представляют ему поборников Порядка и Закона, Хлестакова в облике Путина — Медведева. «Все равны перед законом! Обуздаем коррупцию!» — вещают они. А послушайте, что говорят президент и премьер о кризисе в России — сплошная хлестаковщина: все преодолеем и окрепнем! И в кризисе будем развиваться! Короче — вперед, Россия! И ведь верят им. Верят!.. Хотят верить. Велика потребность хоть в какой-то вере.
На кричащую потребность в социальной справедливости откликается Хлестаков «справедливца» Миронова, говорящего, по Гоголю, без всякого соображения, что де из мира олигархического капитала вырастет самый что ни на есть гуманный социализм: стоит только страстно пожелать. Послушаешь спикера Миронова и вспомнишь гоголевского Ивана Александровича: "Я только на две минуты захожу в департамент, с тем только, чтобы сказать: «Это вот так, это вот так!», «У меня легкость в мыслях необыкновенная». А Хлестаков Жириновского — не он ли карикатурно удовлетворяет мещанскую потребность в «сильном» человеке во власти? Все по Гоголю у Владимира Вольфовича: «О! Я шутить не люблю. Я им всем задал острастку. Меня сам Государственный совет боится… Да что в самом деле? Я такой! Я не посмотрю ни на кого… я говорю всем: „Я сам себя знаю, сам“. Я везде, везде». Хлестаковщина поразила политическую жизнь современной России. Проникла она в патриотическую и коммунистическую среду. И в ней маленькие хлестаковы-наполеончики не редкость. Посмотришь здесь на новоявленного «вождя», и придут на память слова гоголевского героя: «Только выйду куда-нибудь, уж и говорят: „Вон, говорят, Иван Александрович идет!“ А один раз меня приняли даже за главнокомандующего…»
Увертливый Чичиков
И все же не Хлестаков — главная фигура в современной России, а Павел Иванович Чичиков. Он у нас сегодня главный геройподлец. Прежде чем сказать о том, почему так случилось, обратимся к авторскому отступлению в «Мертвых душах» Гоголя: «Всему свой черед и место и время! А добродетельный человек все-таки не взят в герои. И можно даже сказать, почему не взят. Потому что пора, наконец, дать отдых бедному добродетельному человеку, потому что праздно вращается на устах слово: „добродетельный человек“;.. потому что лицемерно призывают добродетельного человека; потому что не уважают добродетельного человека. Нет, пора, наконец, припрячь и подлеца». И великий русский писатель припряг подлеца — представил современникам и нам, потомкам, коллежского советника Павла Ивановича Чичикова в истории его происхождения и развития.
В советское время, где-то до семидесятых годов минувшего века, казалось, что Чичиков — только литературный герой. Ан нет, уже в конце семидесятых — начале восьмидесятых он становится героем нашего времени. Именно в этот период динамичная советская жизнь натолкнулась на набравший силу партийно-государственный бюрократизм, ставший питательной средой для оживления, казалось бы, канувших в Лету гоголевских чичиковых. В это же время мещанский потребительский социализм, идеал которого был задан Хрущевым (социализм — это когда больше колбасы и масла), стал набирать обороты в общественном сознании. Почва для произрастания молодой генерации карьеристов с потребительской психологией оказалась подготовленной. Давным-давно засохшие клопы воинствующего мещанства ожили и быстро размножились. Появились «деловые люди» — новоявленные чичиковы, смотревшие на ответственный пост в системе партийной и государственной власти как на свое доходное место, как на свою собственность. В семидесятые — начале восьмидесятых им было по двадцать пять — тридцать лет. Многие из них проходили школу энергичного карьеризма в комсомоле. Процесс формирования разрушителей героического социализма был не столь прост, как представлен нами, но он шел, не встречая препятствий при дряхлости руководителей, находящихся на партийном олимпе. Когда Горбачев объявил мещанскую перестройку, ему было на кого опереться. Пробил час новоявленных чичиковых. Им уже нужна не власть как собственность, а сама собственность (имущество, как любил говорить гоголевский Чичиков). Ради собственности-имущества (частной собственности, причем в неограниченных размерах) они готовы были на все: на предательство друзей, родных и близких, Родины, наконец. Ошибаются аналитики, утверждающие, что во всем у нас оказался виноват буржуазный Запад. Его, так сказать, тлетворное влияние сказалось во всем. Да, Запад своего шанса не упустил — повел дело к приватизации, к рынку без правил, к разрушению СССР — России. Но ведь было кого вдохновлять на разрушение, кому организовать его, и не в центре только, но и на местах! Были уже люди, еще не объединенные в класс, но в особую социальную страту, которые для обладания имуществом-собственностью оказались готовы пуститься в безумную авантюру, пойти на неслыханную аферу, на обман великого народа. Чичиковы господствуют нынче в России, представляя собой тот социальный тип, что по сути своей ничуть не изменился со времен Гоголя: у него нет души — она вытравлена страстью накопительства. Современный Чичиков, как и гоголевский, чрезвычайно приспособлен к подлости текущего момента. При Горбачеве он был демократом, при Ельцине — рыночником, при Путине — рыночником-государственником (?!) В пору президентства Медведева стал и то и се — рыночником с государственным оттенком, антикоррупционером (?!) и борцом против правового нигилизма. Он менял партии с изменением их названий («Демократическая Россия», «Наш дом — Россия», «Единая Россия»). При случае он евроцентрист или евразиец, космополит или русофил, либерал или патриот. При необходимости может стать и коммунистом — почему бы и нет, если маятник социальной жизни пойдет влево?! Он вне возраста: ему может быть лет тридцать — пятьдесят, «нельзя сказать, чтобы стар, однако ж и не так, чтобы слишком молод». Как и в гоголевское время, говорит «какими-то общими местами», не преминув отметить, что «испытал много на своем веку», что «потерпел на службе за правду» при Советской власти (это — если ему уже пятьдесят и чуть более), что и от демократов ему досталось. Современный Чичиков, как и Чичиков гоголевского периода, — тонкий психолог-практик: знает, кому что сказать, чтобы произвести о себе приятное впечатление. Ради выгод для себя он готов на все. Выгодно ему вспомнить вслух на региональных или думских выборах о героическом советском прошлом его дедушек и бабушек — он это сделает. Выгодно представить своих предков жертвами сталинских репрессий — он и тут не растеряется. При этом не так, чтобы прямо, но эдак между строк заметит, что Сталин был великим человеком. Недаром Ленин говорил об «увертливом» Чичикове, отмечая этим определением его беспринципность, ловкое подлаживание. Современный Чичиков в молодости вполне мог быть праведным комсомольцем и членом КПСС.
Аккуратно платил партвзносы и посещал собрания, что делает и теперь, являясь «единороссом» или «справедливцем». Во все времена Чичиков чрезвычайно щепетилен в отношении своей репутации. Благонамеренный человек! Тайной страсти своей к накопительству напоказ не выставляет. Нет, он не «новый русский», не крутой — деньгами не швыряется. Но всепоглощающая страсть обладания собственностью толкает его на аферу. Подобно тому, как Чичиков Гоголя скупал мертвые души, чтобы из виртуального состояния извлекать отнюдь не виртуальные доходы, современные чичиковы скупали и скупают за бесценок акции у обнищавших их владельцев, дабы на фондовом рынке нажить за них спекулятивный капитал. Это они, изощренные подлецы сегодняшнего дня, с ненасытной страстью обладания бросились в пучину виртуальной экономики, вовлекая в нее за собой миллионы невинных, ими обобранных и обманутых людей. Чичиковых не переделаешь. Не воскресить в них того, чего у них нет — души. Бездушная чичиковщина правит бал в России.
Она во власти
Сбился на путь чичиковщины человек — пропал. Честно жил и заслуги имеет, был уважаемый коммунист, но как только позволил себе духовную слабину — стал искать в партийном деле выгоды для себя, пусть небольшой поначалу — глядь, а он уже ходит в родственниках Павла Ивановича Чичикова. Чичиковыми не рождаются, ими становятся. «Не деньги губят человека: под их мистическую власть он сам решается попасть». На чичиковщине поскользнулись Рыбкин, Селезнев, все, кто вошел в корпорацию Семигина.
Художественный гений Гоголя представил нам зияющую духовную пустоту чичиковых — нет в них ничего человеческого. Во втором томе «Мертвых душ» есть одна сцена, с которой нелишне ознакомиться современному читателю. В ней два действующих лица: Афанасий Васильевич Муразов, добродетельный помещик, взявшийся вызволить Чичикова из тюрьмы, куда тот попал за аферу с мертвыми душами; и сам Павел Иванович Чичиков.
Приведем отрывок из сцены:
- Эх, Павел Иванович, зачем вы себя погубили? Проснитесь: еще не поздно, есть еще время. — Нет, поздно, поздно! — застонал он голосом, от которого у Муразова чуть не разорвалось сердце. — Начинаю чувствовать, слышу, что не так, не так иду и что далеко отступился от прямого пути, но уже не могу!.. Вижу, чувствую, Афанасий Васильевич, что жизнь веду не такую, но нет большого отвращения от порока: огрубела натура; нет любви к добру, этой прекрасной наклонности к делам богоугодным, обращающейся в натуру, в привычку. Нет такой охоты подвизаться для добра, какова есть для получения имущества. Говорю правду — что ж делать!
Чичиков настоящего времени на такое откровение не пойдет. У него охота для получения имущества пуще неволи: велика Россия — сколько в ней еще не разворованного! Сам уклад жизни в ней предрасполагает к воровству… Чичиковых не переделаешь. Переделать можно и нужно уклад жизни чичиковской России.
Все тот же Ноздрев
В ряду гоголевских типов нашей жизни никак нельзя обойти стороной Ноздрева. Да он и не даст этого сделать — выскочит перед вами как чертик из табакерки. Ноздрев у Гоголя — разбитной малый, удалой говорун и врун, имеющий страстишку «нагадить ближнему, иногда вовсе без всякой причины». Не прав окажется тот, кто подумает, что это тип пережиточный, недостойный особого внимания. Предугадывая такое отношение к своему герою, Гоголь заметил: «Может быть, назовут его характером избитым, станут говорить, что теперь нет уже Ноздрева. Увы! несправедливы будут те, которые станут говорить так. Ноздрев долго еще не выведется из мира. Он везде между нами и, может быть, только ходит в другом кафтане». В другое время, в 1883 году (в период реакции — начало царствования Александра III), в другом кафтане (в кафтане реакционера с патриотической патетикой) увидел Ноздрева Салтыков-Щедрин. В «Письмах к тетеньке» (тетенька у великого сатирика — образ общества либеральной интеллигенции) он писал:
«Героем являлся Ноздрев, который все время,.. удерживал за собой первенствующее значение. Он говорил непрерывно и притом о самых разнообразных предметах. И о том, что „недуг залег глубоко“, и о том,.. что прежде всего необходимо окунуться в волны народного духа и затем предпринять крещение огнем и мечом». Он «объяснял свои виды по всем отраслям политики, как внутренней, так и внешней» (не таков ли Жириновской в нынешней России?!).
Вот вам и Ноздрев! — из разбитного малого он превратился в ярого демагога, в пламенного трибуна реакции.
В двенадцатом письме к тетеньке дан образец его витийства:
— Уничтожьте цензуру, — ораторствовал Ноздрев, — и вы увидите, что дурные страсти, проникнувшие в нашу литературу, рассеются сами собою. Мы, благонамеренная печать, боремся за это дело и ручаемся за успех. Но само собой разумеется, что при этом необходимы соответствующие карательные законы, которые сделали бы наши усилия плодотворными… Итак, свобода творчества при соответствующих карательных законах (?!) В этом весь Ноздрев — фразер и циник. Вы увидите его во множестве в партии «Единая Россия», в ее фракции в Госдуме. Посмотрите на того же Исаева за думской трибуной или на митинге. Он входит в раж, когда разглагольствует о социальном государстве, грозит работодателям санкциями за невыдачу зарплаты трудящимся и.., как и его собратья по фракции, голосует за антисоциальные законы. Весьма нередко Ноздрев выскакивает из Путина. Помнится, как стращал он собственников расчлененного, по его же соизволению, РАО «ЕЭС», напоминая об их обязательствах перед государством. «Из желудка достану!» — грозил он им с телеэкрана. Как это по-ноздревски: прямо, да в лоб. Свой парень! А толкуто… Что, тарифы на энергоносители понизились?
Глядя на современных ноздревых, остается только вспомнить сказанное у Салтыкова-Щедрина в его «Письмах к тетеньке»:
«Удивительно, как быстро растут люди в наше время! Ну, что такое был Ноздрев, когда Гоголь познакомил нас с ним, и посмотри, как он… вдруг вырос!!» Гоголевские слова о Ноздреве — «он везде между нами» — приложимы и к нашей коммунистической среде. Разве не увидим мы в ней говорунов-демагогов, любителей театрально «врезать правду», невзирая на личности, под покровом свободы партийной критики. Здесь, как и везде, ноздревы — носители истины в последней инстанции. Все знают наперед: и когда народ поднять на соцреволюцию, и как правящий режим вокруг пальца обвести. Они не просто говорят, а выносят приговор. Сегодня от них услышишь: «Только Зюганов!», а завтра: «Не тот уже Зюганов, не тот». Невероятно революционные в слове, они выдают энергию слова (а ее хоть отбавляй) за энергию мысли. Они — обязательные участники любой полемики, ничуть не обременяя себя вопросом: а готовы ли они к ней по своим знаниям, культуре? Их хлебом не корми, только дай быть в центре внимания. Проникновенно-вдохновенно пользуются домыслом, вымыслом, просто сплетней. Делают это так же естественно, как дышат, что создает впечатление их искренности. Не так-то просто партийных ноздревых вывести на чистую воду. Нет, что ни говори, а прав был Гоголь, сказав: «Ноздрев долго еще не выведется из мира». Послушаешь иного: всем взял — и прям, и открыт, и смел (любому выдаст по первое число). Но приглядишься: да ведь Ноздрев он, все тот же Ноздрев! «Русь, куда ж несешься ты?»
Гоголевские типы нашей жизни — они среди нас. И они в нас, в чем трудно бывает признаться. Трудно сказать себе: «А ведь ты в чем-то уже стал походить на Чичикова». Трудно схватить себя за руку: «Остановись, тебя понесло, как Ноздрева». Гордыня не дает тебе этого сделать. Да только ли гордыня? А малодушие, которое прячешь прежде всего от самого себя? К нам, читателям, обращается Гоголь, когда говорит: «Вы посмеетесь даже от души над Чичиковым, может быть, даже похвалите автора, скажете: „Однако ж кое-что он ловко подметил, должно быть, веселого нрава человек!“ И после таких слов с удвоившеюся гордостию обратитесь к себе, самодовольная улыбка покажется на лице вашем, и вы прибавите: „А ведь должно согласиться, престранные и пресмешные бывают люди в некоторых провинциях, да и подлецы притом немалые!“ А кто из вас, полный христианского смирения, не гласно, а в тишине, один, в минуты уединенных бесед с самим собой, углубит вовнутрь собственной души сей тяжелый запрос: „А нет ли и во мне какой-нибудь части Чичикова?“ Да как бы не так!» Не задашь себе такого вопроса, если перестал думать о народе, к которому принадлежишь, о стране, в которой живешь.
Случайно ли в тех же «Мертвых душах», где выведены типы людей с фамилиями, ставшими нарицательными (Чичиков, Манилов, Ноздрев, Собакевич, Плюшкин, Коробочка), так часто встречаются авторские размышления о русском, о Руси — России?.. «Очень сомнительно, чтобы избранный нами герой понравился читателям», — писал Гоголь. И тут же рядом: «Но… может быть, в сей же самой повести почуются иные, еще доселе небранные струны, предстанет несметное богатство русского духа». Да не потому ли автор «Мертвых душ» назвал свою повесть поэмой, что пренеприятные в ней персонажи даны на фоне его философских поэтических суждений о России, ее историческом предназначении? Не потому ли так рельефны они, эти персонажи? Россия — главная героиня у Гоголя. Ради нее и для нее он писал, в нее верил неистребимо: «Русь, куда ж несешься ты? дай ответ. Не дает ответа. Чудным звоном заливается колокольчик; гремит и становится ветром разорванный в куски воздух; летит мимо все, что ни есть на земли, и, косясь, постораниваются и дают ей дорогу другие народы и государства». Гоголь не мыслил себя вне России — он любил ее всем сердцем, всей душой. Любил и верил в ее великую историческую предначертанность. У него Русь не дает ответа потому, что получить его может только познавший и прочувствовавший ее боль, ее страдания, ее доброту и величие. Вопрос Гоголя: «Куда ж несешься ты?» — обращен к каждому из нас. Гоголевский Чичиков едет на тройке по широкой дороге и не видит Руси — не о ней он думает, а о своем — корыстном. И нет у него вопроса: куда ж несешься ты?
В иной Руси — России мы живем, чем она была при Гоголе. И все в той же: с ее духовной ширью, ее стремлением, порывом к свету и чистоте, с ее верой в свои неизмеримые силы. Так предначертано ей всеми, кто жил в ней ради нее, ее строил и оберегал, кто двигал ее вперед и поднимал выше. Кто любил и верил в нее. Тютчевское «в Россию можно только верить» — это от Гоголя. Без веры в свободную силу Руси — России не может быть деятельной, подвижнической любви к ней. Живописуя хлестаковых, маниловых, плюшкиных, собакевичей и прочих, Гоголь как бы обращается к нам: изживайте из себя малейшую их частицу, и тогда вы поймете, куда ж несется Русь вот уже более тысячи лет.
…1917, 1945 годы — вперед и выше! И вот падения — август 1991 года, октябрь 1993-го. Но дальше, дальше будет подъем, взлет, и выйдет гоголевская Русь-тройка на простор, предназначенный ей историей. И будут постораниваться и давать ей дорогу другие народы и государства.
"Правда"
